Власть

Медведев: сельское хозяйство — наше конкурентное преимущество

Пристальное внимание Путина к тактике и стратегии «Роснефти» объяснимо на фоне крайне непростых процессов, которые разворачиваются в Европе. Основные события происходят в «треугольнике» Германия — Франция — Британия. С одной стороны, Франция и Германия торжественно и по-братски отметили 50-летие Елисейского договора, который превратил их, когда-то заклятых врагов, в сцепленный локомотив единой Европы. С другой стороны, Британия объявила о планах пересмотреть отношения с этой Европой и даже вынести вопрос о дальнейшем пребывании в ЕС на референдум. К концу прошедшей недели руководители всех трех стран встретились на нейтральной площадке — форуме в Давосе.

На чем зарабатывают Давос и вся Швейцария, когда форум заканчивается, а горнолыжники разъезжаются? На сыре и шоколаде? Маловато будет. На швейцарских часах? Там обороты миллионные, но для такой богатой жизни этого недостаточно. Удивительно, но даже швейцарские банки — не главное. В свое время они лишь аккумулировали средства, поступавшие от совсем другого бизнеса.

Главное богатство Швейцарии — мосты, которые сокращают путь не столько между обрывами швейцарских ущелий, сколько между севером и югом Европы. Именно идея брать с чужестранцев транспортный сбор и стала общей для когда-то разрозненных горных кантонов. По секрету швейцарцы рассказывают, что до сих пор свои мосты они минируют, чтобы никакой агрессор не сунулся в их завидно демократичную, но вместе с тем очень суверенную страну, у которой свои налоги и свои представления о непременном равенстве в отношениях, например, с ЕС.

Символично, что именно новые суверенные экономики — Россия, Бразилия, Индия, Китай, Южная Африка — теперь являются главным фокусом форума в Давосе. И хотя о России в ЕС привыкли отзываться с некоторым высокомерием, в этот раз на сессии, посвященной России, был необычный поворот. Глава Российского фонда прямых инвестиций Кирилл Дмитриев сделал простую вещь: он совокупно привел цифры, которые, например, лондонский журнал The Economist публикует еженедельно, но которые редко кто оценивает за несколько лет.

Наложенные на логотип российского председательства в «большой двадцатке», цифры такие: с 1999 года ВВП на душу населения вырос по паритетной покупательной способности в два с половиной раза, а по номиналу — в десять раз. Расходы федерального бюджета — в пятнадцать раз. Резервы Центробанка — в сорок четыре раза. Средняя зарплата — почти в четырнадцать раз. Активы банков — в двадцать шесть раз. Капитализация российского фондового рынка — почти в девятнадцать раз. Правда, когда дело дошло до голосования, главной задачей для России собравшиеся эксперты назвали улучшение госуправления. Но то — внешнее наблюдение. А по итогам своей командировки в Давос премьер-министр РФ Дмитрий Медведев поделился с «Вестями в субботу» своими внутренними ощущениями.

— Там же голосование было. Вы принимали в нем участие?

— Я голосовал, конечно. За третий вариант.

— Повышение конкуренции?

— Да, улучшение конкурентной среды, создание необходимых основ для конкуренции, развитие малого и среднего бизнеса. Развивая конкуренцию, мы тем самым улучшаем управление и боремся с той же самой коррупцией.

— Подвопрос про политическую конкуренцию. У нас — удивительная вещь. Вы даже говорите: давайте больше привлекать гражданское общество. В политической жизни конкуренция нужна. А вот в экономической чаще такого разлива мысли нет. Как с таким гражданским обществом реформы проводить?

— Я не предлагаю прислушиваться ко всему тому, что говорят на улицах. Это было бы абсолютно безответственно. Руководство страны должно все-таки опираться на мнение людей, но исходить из соображений разумной целесообразности, из экономических соображений, а не следовать любому тренду, будь то левый тренд, правый или еще какой-то. Мы обязаны впитывать самые разные точки зрения, но отнюдь не обязаны им следовать.

— И еще мы должны, как выяснилось из вашего выступления перед инвесторами на завтраке ВТБ, развивать сельское хозяйство и вновь начать кормить планету.

— Да, безусловно, потому что это — наше конкурентное преимущество. Я еще до этого не дошел. Любимая тема. Я тоже об этом говорил. Что будет с вашей страной, если рухнут цены на углеводороды, на нефть, на газ? Я сказал об этом. Эти рынки имеют некую, так сказать, постоянно меняющуюся динамику, как принято говорить красивыми словами, они волатильные, подвижные. Но даже если там будут очень серьезные изменения, у нас есть сферы деятельности, которые позволят сохранить в России устойчивое развитие на ближайшие десятилетия. А это высокотехнологичные сферы производства, которыми мы сейчас занимаемся. Может быть, не так быстро это все идет, но, тем не менее, у нас создаются новые рабочие места, новые производства, которые основаны на современных технологиях. И второе — это сельское хозяйство. Давайте действительно кормить не только себя — а мы уже себя практически кормим — но и другие страны. Продовольствие стоит дорого. Почему нет? Россия всегда была аграрной страной.

— Во время интервью с Блумбергом вам задали вопрос про Магнитского. Из уст политиков и инвесторов я не слышал этого вопроса. Это журналистский вопрос или инвестиционный тоже? К экономике он вообще отношение имеет?

— Я думаю, что это, скорее, вопрос идеологизированный, политизированный. К экономике он имеет весьма опосредованное отношение. И, к сожалению, эта тема сама по себе достаточно печальная, потому что она связана со смертью человека. Она приобрела абсолютно политическое измерение. Она стала сопровождением улучшения наших торгово-экономических отношений с Соединенными Штатами Америки. США отменили закон советского периода — поправку Джексона-Веника и приняли антироссийский закон. На мой взгляд, абсолютно противоправный закон, если говорить о его соответствии международным конвенциям и доктрине международного суверенитета. Поэтому мы на него вынуждены реагировать. Это нормальные — к сожалению, в этом случае — действия со стороны государства, которое поставлено в такое положение. Но это не предмет бизнеса.

— То есть с вами про это не говорят?

— Никакого делового обсуждения не было. Это никому неинтересно, кроме, может быть, отдельных граждан, которые на этом зарабатывают политический капитал. Ни один бизнесмен эту тему не поднимает. Но, к сожалению, это стало фактором политической жизни. А что делать? Мы это как-нибудь переживем. Я думаю, что для наших американских партнеров это все-таки не самая лучшая ситуация.

— Цитата из вашей речи: «Правительственная команда, которая, уверен, вполне сложилась и работает с полной отдачей». Как в таком случае вы относитесь к тому, что мои коллеги в последние дни рассуждали, деля министров на середнячков, отличников, отстающих? Является ли это предметом ваших размышлений?

— Любому правительству, любым министрам, любым должностным лицам всегда будут давать оценки. Это абсолютно нормально. Кстати, это демократия. Другое дело, что эти оценки желательно давать, исходя из объективной ситуации, и уж точно желательно не придумывать какие-то оценки, а базироваться на тех суждениях или тех критериях, которые установлены властью или экспертным сообществом. Те оценки, о которых вы говорите, на мой взгляд, были просто высосаны из пальца. В конце концов, каждый имеет право на собственную позицию.

— Вы с президентом в таких категориях не рассуждаете?

— Нет, конечно. Зачем?

Вести.ru

Популярные новости

To Top